Пианистка [litres] - Эльфрида Елинек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве вознаграждения за немедленное сообщение о грозной опасности ЕЙ позволено собственноручно сшить себе из лоскутов дешевой кожи экстравагантную, совершенно невозможную сумку для школы. Мать при этом заботится, чтобы дочь со смыслом проводила свободное время, которого у нее не бывает. Проходит много времени, прежде чем сумка готова. Но зато ей удалось сотворить такое, что никто другой не назовет своей собственностью, да и не захочет назвать. Лишь ОНА решается выйти с этой сверхнеобычной сумкой на улицу!
Созревающие мужчины и молодая музыкальная поросль, с которой ей вместе приходится заниматься камерной музыкой и играть в оркестре, пробуждают ту ноющую тоску, которая, кажется, в ней уже давно и глубоко таилась. Поэтому ОНА демонстрирует свою неизбывную гордость. Только вот чем гордиться? Мать умоляет и заклинает ее, чтобы она дорожила своей честью, потому что она себе «этого» потом никогда не простит. Она не может простить себе самой малейшей оплошности, которая и месяцы спустя свербит в ней и наносит уколы. Очень часто ей причиняет боль жестокая мысль о том, что следовало бы поступить совсем иначе, но, увы, уже поздно! Этот маленький оркестрик несбывшихся намерений находится под личным управлением учительницы-скрипачки, и первая скрипка в нем олицетворяет абсолютную власть. Она хотела бы держаться сильных, чтобы подняться вместе с ними. Она всегда делает ставку на силу с тех самых пор, как впервые увидела собственную мать. Молодой человек, на которого другие скрипки равняются, как флюгеры по ветру, в перерыве между музицированием читает серьезные книги, готовится к приближающемуся экзамену на аттестат зрелости. Он говорит, что скоро в его жизни начнется серьезная пора, начнется учеба. Он строит планы и смело говорит о них вслух. Порой он смотрит словно сквозь НЕЕ, вероятно, повторяя то ли математические формулы, то ли формулы светского поведения. Ему никогда не удается поймать ее взгляд, ведь она уже давно заносчиво смотрит в потолок. Она не видит в нем человека, видит только музыканта. Она его в упор не видит, и он просто обязан заметить, что для нее он пустое место. Внутри у нее – раскаленный жар. Ее светильник ярче, чем тысяча солнц, льет свет на эту дохлую крысу, которая зовется ее половой принадлежностью. Однажды, чтобы обратить его взгляд на себя, она обрушивает крышку фанерного футляра скрипки на свою левую руку, которая ведь ей так необходима. Она громко вскрикивает от боли, чтобы обратить на себя его внимание. Быть может, он проявит к ней галантность, но куда там, он собирается пойти в армию – долг есть долг. Кроме того, он жаждет преподавать в гимназии природоведение, немецкий и музыку. С музыкой, единственным из этих предметов, он уже довольно хорошо справляется. Чтобы добиться у него признания как женщина, чтобы он внес ее в записную книжку своей памяти под рубрикой «женск.», она в перерывах между занятиями совершенно одна, соло, играет на рояле. С роялем она управляется очень ловко, однако он оценивает ее по ее жуткой неуклюжести в обыденной практической жизни. По ее неловкости, которая не даст ей проторить тропинку к его сердцу.
Она решила: никогда и никому не владеть ею до последней и крайней степени ее «я», до самого остатка! Она хочет иметь все и по возможности получить кое-что сверху. Мы есть то, чем мы владеем. Она громоздит крутые горы, ее знания и способности образуют вершину, укрытую утоптанным снежным настом. Лишь самый смелый лыжник справится с подъемом. Молодой человек в любую минуту может поскользнуться на ее склонах и съехать в бездонную ледяную трещину. ОНА кое-кому доверила ключ к своему драгоценному сердцу, к своей душе из отполированных ледяных сосулек, и она в любой момент может забрать ключ обратно.
Вот ОНА и ждет с нетерпением, что ее ценность как будущей музыкальной звезды на бирже жизни возрастет. Она ждет потихоньку, все тише и тише, что кто-нибудь выберет ее, и она после этого сразу же сделает счастливый выбор в его пользу. Это будет особый человек, исключительный, музыкально одаренный, лишенный тщеславия. Однако он давно уже сделал выбор: английский как специализация или немецкий как специализация. И гордость его оправданна.
Снаружи ей что-то зазывно машет, нечто, в чем она намеренно не участвует, чтобы потом хвастаться, что она в этом не участвовала. Она мечтает о медалях и памятных знаках за успешное неучастие, чтобы не быть измеренной, чтобы не быть взвешенной. Она, неуклюже барахтающийся зверек с дырчатыми перепонками между тупыми когтями, плывет, робко вытягивая вверх голову, в теплой материнской жиже, дергаясь в поисках исчезнувшего спасительного берега. Шаг наверх, в скрытое за туманом сухое пространство, слишком затруднителен, и очень часто она сползает вниз по гладкому откосу.
Она тоскует по мужчине, который все знает и умеет играть на скрипке. Однако ему позволено будет ласкать ее лишь тогда, когда она его уложит наповал. Этот горный козлик, каждую секунду готовый броситься прочь, хотя уже и карабкается по каменистой осыпи, все же не обладает энергией, способной почуять ее женственность, засыпанную камнями. Он отстаивает мнение, что женщина – это женщина. Потом он делает шутливое замечание о пресловутом слабом женском поле, произнося: «Эти женщины!» Когда он играет для НЕЕ вступление, чтобы она, в свою очередь, включилась в игру, он смотрит на нее, не видя ее как следует. Он ничего не имеет против НЕЕ, он ЕЕ просто не имеет в виду.
ОНА никогда не даст поместить себя в ситуацию, в которой будет выглядеть слабой или даже побежденной. Поэтому она остается там, где она находится. Она проходит лишь привычные стадии учебы и послушания, никаких новых сфер она не ищет. Издают скрип винты пресса, с помощью которого из-под
